8 сентября 1939 года в центре Резекне, на самом возвышенном месте города состоялось открытие памятника в честь освобождения Латгалии «Едины для Латвии» — монумента, посвященного участникам боев за независимость Латвии (1918—1920), который каждый резекненец (и не только!) знает как Латгальскую Мару. Судьба монумента символична — два раза он был снесен и два раза восстановлен. Множество дискуссий и перипетий произошло и в процессе работы над созданием образа одного из исторических символов нашего края.

От идеи до эскиза
Идея о создании памятника возникла в 20-е годы 20-го века, ее инициаторами стали общественные деятели Латгалии. Местом для монумента был выбран Резекне, а работу по его возведению организовал Комитет по строительству памятника, которым руководил министр народного благосостояния Владислав Рубулис, позже Янис Волонтс, а также вице-председатель епископ Янис Ранцанс. Стоимость монумента по предварительным подсчетам должна была составить 50000 латов. В связи с памятником в обществе происходило много разных дискуссий, после которых всё же было принято решение, что местом монумента станет самое возвышенное место в городе — напротив городской думы. Краеугольный камень «Мары» был заложен и освящен 8 июня 1930 года. Для того чтобы работы могли происходить, незадолго до этого была демонтирована и перенесена в другое место часовня, построенная в честь царя Александра II (1867).
Но прежде в латышской прессе проходили дискуссии о месте для памятника (упоминалась и Замковая гора, часть улицы около большого резекненского моста), более горячие из них шли о возможном внешнем облике монумента (обелиск, башня или арка).
Например, епископ Янис Стродс считал, что памятник мог бы быть в виде величественной арки или большого обелиска, было у него и предложение строить памятник в виде высокой башни, на которой были бы установлены большие часы. На вершине башни была бы скульптура «Свободная Латгалия» с охапкой колосьев в руках. У подножья памятника можно было бы создать могилу неизвестного солдата, павшего за освобождение Латгалии, и установить алтарь с вечным огнем. Стродс также считал, что вместе с проектом памятника нужно было разработать и проект строительства Народного дома, чтобы они сочетались единым стилем. В свою очередь, некий А. Теттер выступал за то, чтобы памятник был в виде высокой башни наподобие той, что находится на площади Святого Марка в Венеции, или наподобие колокольни в Севилье. Внутри башни находился бы каменный подъем, по которому можно было бы подняться на ее вершину. В середине башни был бы оборудован лифт. В конце автор уточняет, что при строительстве башни нужно было бы придерживаться национального стиля, обустроив также алтарь с вечным огнем, который зажигали бы в особых случаях.
В свою очередь, Францис Кемпс, указывая на особую роль католицизма в Латгалии, писал: «Над всем памятником должен возвышаться большой гранитный крест, чтобы этот символ, находящийся на самом возвышенном месте Резекне, в середине шоссе напротив городской управы, был бы виден издалека».
И только после многих перипетий Комитет по строительству памятника в июне 1934 года объявил конкурс проектов, в котором было указано, что памятник должен был быть в виде фигуральной композиции, на гранитном постаменте, и он должен был символизировать освобождение Латгалии от чужеземных захватчиков, также одним из критериев было отражение идеи христианской цивилизации.
В комиссии жюри в качестве экспертов принимали участие скульпторы Константин Рончевский и Карлис Зале. Первое место и премию в размере 500 латов получил студент Академии художеств Леон Томашицкий, второе место получил эскиз Николая Рамбака, а третье — работа Яниса Бриедиса. Несмотря на то, что победил Леон Томашицкий, работу над памятником всё же поручили опытному скульптору Карлису Янсону. В свою очередь, Янсон еще до объявления конкурса разработал эскиз памятника. Рижская газета Jaunākās ziņas писала, что главной идеей эскиза является объединение Латгалии со всей остальной Латвией.
В основе эскиза была композиция из двух женских образов, один из которых прижимается к другому. Поскольку одна из женских фигур была меньше другой, реакция латгальской прессы была достаточно критической. Газета Latgolas Vōrds писала: «Вторая женщина намного меньше, более маленького роста, она выглядит бедной и несчастной. Она словно боится, поникнув, в слезах она прижимается к большой женщине. Она похожа на сиротку-бедняжку рядом со своей мачехой. Господин художник вместил всю балтийскую идеологию относительно Латгалии. Мачехе не хватало только вложить в руку розги, которыми она могла бы отхлестать «сорванца Латгалию» по спине. Выделена только балтийская часть Латвии, а Латгалия унижена и оскорблена». Мотив народной девы в композиции также был осужден. «Особо любимый в Латвии мотив памятников — это народная дева. Все латышские художники идею могут вместить только в образ девы. Она изображена в памятнике Независимости Латвии, на монетах, печатных марках. Эта лихорадка использования народной девы стала своеобразным шаблоном». А затем следует пожелание: «Упаси Боже наш памятник свободы от шаблонного образа народной девы латвийских художников. Латгальскому духу эта дева совсем не свойственна». В свою очередь, Jaunō Straume, высказываясь против образа народной девы, обращается к своим оппонентам — католическим священникам: «Обожествление женского культа для нас стало болезнью. Неужели в латышском характере нет ни одной мужской черты? Ведь всем нам достоверно известно, что женщина в Латгалии намного ниже на духовном уровне, нежели мужчина. У женщины в Латгалии лишь одна добродетель — материнский инстинкт».
Latgolas Vōrds опубликовала идею Франциса Кемпса о том, чтобы вместить в ансамбль памятника как можно больше различных символов. Так, он предлагал дополнить содержание памятника, доминантой которого был большой крест: «У подножия креста можно было бы разместить четыре бронзовых фигуры — на переднем плане воин с мечом и щитом — защитник народа, а с других сторон были бы фигуры пахаря как главного символа нашей аграрной культуры, женщины-пряхи с веретеном, что символизировало бы деятельность нашей женщины в изготовлении одежд, а для того, чтобы подчеркнуть важность того, что наш латгальский народ спас свой язык и национальный дух только благодаря заботе матери, которая новому поколению рассказывала сказки, пела песни и во время запрета на печать обучала грамоте по молебным книгам, можно было бы установить фигуру бабушки, сидящей в кресле в окружении детей». Кемпс также предлагал под каждой из этих фигур высечь текст дайн на латгальском языке, который соответствовал бы содержанию образов. Идея государственного единения могла бы быть отражена в виде четырех гербов латвийских провинций, изображенных на барельефе.
Проект Янсона был подан вне конкурса эскизов, и строительство памятника поручили именно ему. За идейную основу памятника был взят эскиз Томашицкого, на котором он запланировал создать 15-метровую бронзовую статую девы с крестом в руках, которая смотрит вниз. У подножья должен был находиться мужчина, разрывающий рабские оковы, и женщина с венком в руке. Композиция, предложенная Янсоном, была более динамичной и пластичной, и от Томашицкого он взял идею композиции из трех фигур. В Финляндии отлитый из бронзы 11-метровый памятник представлял собой синтетический образ народной девы и христианской идеологии в виде позолоченного креста, который она держит в руке.
Интересно, что прототипом для образа народной девы стала девушка по имени Виллия Эверте. Дом Эвертов в Цесисе находился по соседству с домом Карлиса Янсона, и когда профессор приезжал из Риги, он всегда босиком шел через двор Эвертов, где и заметил Виллию. Объясняя, почему он выбрал именно ее, профессор говорил, потому что «Виллия была такая же большая, красивая, как Латгалия, и такая же бедная как она».
Взлеты и падения
Первое торжественное открытие памятника состоялось 8 сентября 1939 года, но «Мара» простояла недолго — в начале оккупации в ноябре 1940 года памятник снесли с постамента. «Резекненские вести» 23 сентября 1942 года пишут: «Когда большевики вошли в Резекне, памятник освобождения для них был бельмом в глазу. Они всячески измывались и угрожали его снести… Вопрос о сносе «Мары» прошел множество инстанций. В сентябре 1940 года в Резекне из Москвы явился начальник Управления памятников Буценс, который осмотрел его и признал произведением искусства, который не подлежит сносу. Однако его можно было перенести на другое место. В связи с указаниями Буценса старшина города П. Селецкис 10 сентября Департаменту самоуправлений отослал следующее послание: «Памятник освобождения Латгалии состоит из образа девы, которая держит в руках крест. Последний сделан отдельно и всего лишь прикручен к руке. Учитывая мнение горожан, прошу разрешения этот крест убрать. Общий вид памятника от этого не изменится. Также прошу разрешения убрать с памятника надпись «Едины для Латвии»». Департамент поддержал эту просьбу, но главой города становится коммунист Унгер, который родился и вырос в Озолайнской волости, в памяти местных жителей прослыл большим драчуном.
Самая непорядочная выходка коммунистов состоялась в ночь с 5 на 6 ноября. В эту ночь памятник снесли. Сами работники самоуправления были в шоке, поскольку именно в их обязанности входил надзор и уход за памятником. Единственным, кто пришел на работу довольным и как ни в чем не бывало, был глава города. Он лишь отметил, что ночью какие-то неизвестные люди снесли «Милду», и он отправился искать работников, которые могли бы увезти снесенный монумент. Люди, жившие по соседству, знали, что ночью площадь находилась под охраной милиции, и сам памятник был снесен трактором. Работа была очень хорошо организована заранее, и понятно, что не без ведома главы города. Отдел защиты музеев и памятников Комиссариата народного образования 13 ноября 1940 года главе Резекне отправил письмо, в котором «снос памятника квалифицировался как очень безответственный и некультурный поступок. Это дело строго расследуется, и виновные будут призваны к ответу перед законом».
Вскоре после этого глава города бесследно пропал, в его доме был проведен обыск… Несмотря на повреждения, памятник удалось восстановить, и 22 августа 1943 года «Мара» вернулась на свое место, однако в июне 1950 года советская власть приняла решение о сносе и уничтожении памятника. До 1965 года, когда в центре города установили памятник Ленину, на его месте стоял просто… столб с громкоговорителем.
Путь «Мары» к возвращению на свой пьедестал начался в 1987 году, в это время памятник и получил свое второе неофициальное название — Латгальская Мара. В латгальской мифологии Мара — образ хранительницы жизни и плодородия. Памятник по материалам и фотографиям отца создал сын скульптора Карлиса Янсона, Андрейс Янсонс, и Индулис Фолкманис. Открытие обновленного монумента состоялось 13 августа 1992 года во время первого Латгальского слета. Инициативной группой по восстановлению памятника руководил художник Освальд Звейсалниекс, серьезный вклад внесло и Общество латгальской культуры, которым на тот момент руководил Петерис Кейш. Памятник был отлит в Таллине, постамент для него был сделан в Петербурге.
Интересно, что строительство монумента освобождения Латгалии в 1939 году и его восстановление в 1992 происходило за счет пожертвований населения (в 90-е годы большим подспорьем оказалась помощь латгальцев, эмигрировавших в США), и как ни один другой символ Резекне, да и Латгалии в целом, «Мара» является достоянием народа в прямом значении этого слова.

Фото из хранилища ЛКМ