«Я простая латгальская девчонка, — говорит о себе Ирена, — родилась в бывшем Резекненском районе, в поселке Малта. На тот момент это был достаточно большой поселок, и у моей семьи была своя земля и свой дом. Дед и отец очень уважали землю и ценили возможность ее обрабатывать. У нас в хозяйстве были и корова, и овцы, и, конечно же, лошадь. Моя любовь к лошадям началась еще с раннего детства, когда отец меня маленькую, в возрасте четырех-пяти лет, сажал на коня, когда вел его обратно с пастбища. И ощущение этого большого животного, понимание того, что это животное тебя чувствует и считается с тобой, для меня это было очень большой ценностью. С этого всё и началось. Верхом на Орлике, так звали нашего коня, я обскакала все леса и болота. И я всегда вспоминаю один случай — однажды я привезла домой огромный букет цветов калужницы болотной. А мне говорят: «Где ты их собрала?» Я говорю: «За рекой». И как ты туда перебралась? И только потом я поняла, что мы с Орликом переходили реку по железнодорожному мосту, но ведь между рельсами большие зазоры, и не дай Бог, нога Орлика поскользнулась и попала в этот зазор. Была бы беда. 
В моем роду связь с лошадями это наследственное, дед по отцовской линии служил в царской армии в кавалерии, и это было время Первой мировой войны, когда он с другом из Петербурга возвращался домой, с купленными за служебные деньги конями. Но оказывается, что и мой прапрадед служил у польского барона в конюшне. Моя же бабка по материнской линии была очень сильной женщиной, которая управлялась с лошадьми не хуже деда». 
— Вы в свое время занимались конным спортом, ведь так?
— В школьные годы, когда я была уже подростком, ездила заниматься конным спортом в Вороново, в хозяйство «Советская Латвия». После уроков я шла к одной женщине, у нее в сарае я хранила рабочую одежду, переодевала школьную форму, оставляла школьную сумку и ехала на занятия. В «Советской Латвии» проходили тренировки, очень большое счастье было, если разрешали сесть верхом на коня и проехать на нем, а если еще и тренер внимание уделял, это было просто замечательно. В то время там работали опытные тренера, выпускники Елгавской сельскохозяйственной академии Майя и Владис Вежауски. Увы, но вышло так, что меня забраковали как бесперспективного всадника. 
— Почему? Вы не соответствовали каким-то критериям?
— Я не знаю, скорее всего, потому, что я не могла заниматься каждый день. Дело в том, что тренировка заканчивалась в шесть вечера, до Резекне я еще могла доехать, но если после шести не было автобуса до Малты, то мне нужно было думать, как добраться до дома. До Озолайне могла и городским автобусом добраться, а потом идти два часа пешком. Дома я была поздно, в десять, а ведь нужно было делать уроки, и, если б у меня была низкая успеваемость в школе, родители не разрешили бы заниматься конным спортом. Так и получалось, что полноценно тренироваться я не могла, лишь только два-три раза в неделю. 
В то же время в Малтском совхозтехникуме открылась секция, в которой можно было заниматься конным спортом. Если сейчас лошади находятся в частных руках и это очень дорогое удовольствие, в то время лошади принадлежали государству, и была возможность для тренировок. В техникуме тренером была Валентина Гаваре, и мы вместе тренировались многие годы, ездили на соревнования. Но приближалось окончание школы, и поднялся вопрос, что делать дальше. 
— И по какому пути Вы решили пойти?
— Мне говорили — иди в учителя, я говорила, ни за что и никогда в жизни. И это рассказ о том, что никогда не говори никогда. В свое время в «Знамени труда» (прим. авт. — название газеты «Резекненские вести» в советское время) был такой корреспондент Владимир Соколов, он тоже занимался конным спортом в Вороново. И он как-то разузнал, что есть возможность учиться в Москве, в единственном ВУЗе в Советском Союзе, где обучали коневодству. С первого подхода я не попала, мне практически не хватило полбалла в аттестате. Меня как бы брали, но я испугалась и на год вернулась в Латвию, нашла в то время одного из ведущих тренеров —Вилиса Илгаша из Трикаты — и стала у него работать и заниматься. Это был 1974 год, через год я опять стартовала в академию, у меня было уже много опыта, и я поступила. Пока училась, была возможность полноценно тренироваться в любое время года, поскольку был построен специальный манеж, я приобрела большой опыт по участию в соревнованиях, побывала во многих странах, во многих конных хозяйствах, узнала о породах лошадей, их селекции. К тому же, будучи студенткой, я подрабатывала на Московском ипподроме. После ликвидации Рижского ипподрома в Москву уехали латвийские тренеры Гунта Лауга с мужем, которые тренировали рысаков. Они меня взяли к себе, и по выходным я подрабатывала. Мне довелось и проехать по одной из дорожек ипподрома на качалке (прим. авт. — легкая колесная тележка для тренинга и ипподромных испытаний рысаков, основной вид беговых экипажей, вытеснивший беговые дрожки), но я поняла, что это не мой вид спорта.
— Как Ваша профессиональная деятельность сложилась дальше?
— По окончании академии опять встал вопрос: что дальше. Предложения были, одно из них поступило от Брянского сельскохозяйственного института, с которым мы тесно сотрудничали. Им нужен был тренер, преподаватель коневодства, и меня пригласили как молодого специалиста, предложили разные льготы. Они свои условия выполнили, но я, проработав год, поняла, что не смогу жить там всю жизнь. Это не мое. 
В то же время мне предложили место главного зоотехника в Вилянах на Латгальской станции генеалогии и искусственного осеменения (Latgales ciltslietu un mākslīgas apsēklošanas stacija). В мое распоряжение попали 7 латгальских районов, это была середина 1980-х годов. В сфере коневодства чувствовался подъем, в то время в Латвии было где-то 36000 лошадей, формировались фермы различных пород лошадей. Тогда же были основаны и крупные фермы в Зилупе, Радополе, Балви, Даугавпилсе, Краславе.
— Когда Вы начали осваивать ремесло изготовления конной упряжи, заниматься им?
— В 90-е годы началась совсем другая политика, опять было распутье - что делать и куда податься. Многие хозяйства ликвидировали, кони попали в частные руки. Хороших лошадей, которые попали в частные руки, старались продать, поскольку не было возможности предоставить им должное содержание и обращение. У нас с мужем была дилемма - с одной стороны, можно было приобрести лошадей, но я на практике знала, что значит содержать лошадей, что их необходимо тренировать, обеспечивать специальным кормом, это большая физическая работа, а у нас на тот момент были маленькие дети, и мы не рискнули. В то же время знали, что большим дефицитом всегда были принадлежности для запряжки лошадей. И мы потихоньку стали заниматься изготовлением конной сбруи. Потихоньку это всё развивалось, мы снимали помещения в Резекне, были помощники. Но это не бизнес, это увлечение, большой прибыли от этого занятия не получишь. С китайцами мы соревноваться не можем, и не такой большой спрос. Сейчас в Латвии где-то 9000 лошадей. Первое время всё вроде развивалось, но село становится индустриальным, и профессиональные коневоды, те, кто занимается лошадьми, они предпочитают китайского производителя. В любом случае, есть маленькая ниша — мы сохранили умение изготавливать всё, что необходимо для дуговой упряжи, которая была традиционной в этих местах. Наши изделия простые, но они прочные, они долго служат, и у нас есть свой круг клиентов, хотя и не большой. 
Мы самоучки. Лошадей я знала, кожу ездила закупать по заводам сама, консультировалась, ведь существует множество нюансов. Всё пришло с опытом, мы занимаемся уже 25 лет этим ремеслом, и когда думаю об этом, то чувствую удовлетворение от того, что нашла себя, свою принадлежность к этой стороне, народу. Я не чувствую себя чужой. Да, много не выходит, но я делюсь опытом, консультирую, потихоньку передаю эти навыки другим, и вместе у нас получается сохранить то, что есть. Ведь кто такой ремесленник по сути? Чиновник работает умом, художник душой, есть люди, которые работают руками, ремесленник же работает умом, душой и руками.
На сегодняшний день дом, а по совместительству и ремесленная мастерская Apkalnmājas, где Ирена и Петерис занимаются своим ремеслом, позиционируется как туристический объект с определенным набором услуг. По словам Ирены, выставка предметов для дуговой упряжки лошадей, которая сейчас представлена в Латгальском культурно-историческом музее, это своеобразный вызов, поскольку многие экспонаты были «вытянуты» из сарая, и возвращать их туда обратно Ирена не хочет. «Хотелось бы, чтобы люди их видели, но пока нет подходящего помещения. Помещение есть, но нужен ремонт, возможно, удастся привлечь проектные деньги, и тогда эта выставка станет постоянной частью дома».